(с) Anna Kozlova
"В моей семье существовала негласная установка на то, что человек должен порвать себе жопу на сто тысяч частей. Зачем и почему, никогда не объснялось. Нельзя сказать, что члены моей семьи сплошь достигли каких-то запредельных высот, нет, но жопу они рвали самозабвенно. Сомнения в необходимости рвать жопу или подспудный саботаж выжигались каленым железом. Искусство рвать себе жопу состоит в том, что никаких усилий никогда не достаточно.
Жопа рвется для того, чтобы было очень больно, и эта боль ежесекундно напоминает, насколько ты хуже всех остальных людей.
Жопа рвется всегда по поводу того, что лично тебе не нужно. «Остальные люди» - это счастливые, нормальные, хорошие люди, у них счастливая «нормальная» жизнь и «нормальные дети». Которые не падают в грязь, которых не кусают собаки, которые не огрызаются, не толстеют и все время с удовольствием учатся.
И ты, покусанная собакой, упавшая в грязь, ненавидящая школу, рвешь себе жопу, чтобы хорошо учиться. Когда ты приносишь домой дневник со всеми пятерками, в четверти, кроме физ-ры, дома начинается скандал: комната, в которой ты живешь с сестрой, похожа на свинарник. Туда противно заходить! Если ты еще можешь огрызаться, ты огрызаешься, и тебе говорят, что: ты никогда ничего не достигнешь в жизни, ты ленива, ты деградируешь и твои сраные пятерки никому не нужны. Почему? Потому, что Аркадий Гайдар в 12 лет командовал полком (тебе никогда не придет в голову проверить эту информацию), а мальчик Йося в три года играет Чайковского.
Ты никогда не можешь предугадать, какую реакцию вызовут твои действия. Тебя могут избить за то, что ты села на унитаз в общественном туалете, а потом, как дура, об этом рассказала. Ты приучаешься все время врать и все время бояться: никакой уверенности в том, что ты можешь отличить говно от шоколадки, у тебя нет. В мучение превращается все, даже то, что когда-то нравилось. Например, живопись. Мне нравилось рисовать, но разве можно просто рисовать? Зачем? Надо рвать себе жопу, надо поступать в художественную школу! Моменты поступлений: в художку ли, на курсы иняза, в университет – порождали в семье острый психоз. Во все эти места меня могли не принять! И как жить после этого – совершенно непонятно, хотя понятно, что незачем.
Возможно ли, нести на себе это клеймо сквозь годы – стигму непринятого в художественную школу? В нее я, правда, поступила, но это была не моя заслуга, а прекрасной («нормальной») женщины, художницы, лапочки, которая согласилась (за деньги) со мной позаниматься. В течение полугода я прогуливала художественную школу. В общей сложности 6 часов в неделю.
С тех пор у меня появилась привычка шататься в любую погоду по улицам и неплохое знание центра Москвы. Потом меня выгнали (что и следовало ожидать). С инязовскими курсами получилось еще изящнее: я год повышала свой уровень владения немецким (для чего это было нужно, до сих пор загадка для меня, наверное, чтобы понимать тексты песен лайбах и раммштайн), а в день экзамена обкурилась гидрапоникой и не смогла выйти из дома. А потом убедительно врала, что экзамен я сдала на отлично, как иначе, просто диплом мне выдадут попозже, надо просто зайти за ним, и все. Любые близкие отношения всегда воспринимались в штыки, потому что вели в пропасть и деградацию.
Все мои подруги были «больными шлюхами», «психопатками», «наркоманками», но по-другому ведь и быть не могло, правда? Мне ведь было неинтересно общение с «нормальными» девушками, с которыми можно было трезвыми гулять в парке и выпекать пирожки. Любые собственные интересы горячо порицались: книги, которые я писала, оказывались «позором», сериалы и кино – компромиссом, подтверждающим самые худшие мои качества: продажность и ненависть к морали.
Самое неприятное последствие жизни в такой семье не в том, что ты фактически разрываешь с ней отношения, не в том, что ты привыкаешь жить без поддержки и, чуть что случается, обвинять себя. Нет. Самое страшное, что однажды ты осознаешь в себе встроенную функцию жопорвача. По первому каналу идет твой фильм, а пол не мыт. И в час ночи ты моешь пол, а то, не дай бог, «нормальные люди» увидят твой свинарник.
Каждый раз ты испытываешь приступ паники, что не сможешь сдать серию в срок, хотя написала сотни серий, и все они были сданы в срок.
Или вдруг заходишь в комнату и острое бешенство охватывает от одного вида собственного сына, который играет в плэйстейшн. И надо выдохнуть, выйти на балкон, закурить и раз пятьдесят повторить себе: у него все пятерки, кроме физ-ры, он может играть, он может играть, может, может, может."
(с) Anna Kozlova
"В моей семье существовала негласная установка на то, что человек должен порвать себе жопу на сто тысяч частей. Зачем и почему, никогда не объснялось. Нельзя сказать, что члены моей семьи сплошь достигли каких-то запредельных высот, нет, но жопу они рвали самозабвенно. Сомнения в необходимости рвать жопу или подспудный саботаж выжигались каленым железом. Искусство рвать себе жопу состоит в том, что никаких усилий никогда не достаточно.
Жопа рвется для того, чтобы было очень больно, и эта боль ежесекундно напоминает, насколько ты хуже всех остальных людей.
Жопа рвется всегда по поводу того, что лично тебе не нужно. «Остальные люди» - это счастливые, нормальные, хорошие люди, у них счастливая «нормальная» жизнь и «нормальные дети». Которые не падают в грязь, которых не кусают собаки, которые не огрызаются, не толстеют и все время с удовольствием учатся.
И ты, покусанная собакой, упавшая в грязь, ненавидящая школу, рвешь себе жопу, чтобы хорошо учиться. Когда ты приносишь домой дневник со всеми пятерками, в четверти, кроме физ-ры, дома начинается скандал: комната, в которой ты живешь с сестрой, похожа на свинарник. Туда противно заходить! Если ты еще можешь огрызаться, ты огрызаешься, и тебе говорят, что: ты никогда ничего не достигнешь в жизни, ты ленива, ты деградируешь и твои сраные пятерки никому не нужны. Почему? Потому, что Аркадий Гайдар в 12 лет командовал полком (тебе никогда не придет в голову проверить эту информацию), а мальчик Йося в три года играет Чайковского.
Ты никогда не можешь предугадать, какую реакцию вызовут твои действия. Тебя могут избить за то, что ты села на унитаз в общественном туалете, а потом, как дура, об этом рассказала. Ты приучаешься все время врать и все время бояться: никакой уверенности в том, что ты можешь отличить говно от шоколадки, у тебя нет. В мучение превращается все, даже то, что когда-то нравилось. Например, живопись. Мне нравилось рисовать, но разве можно просто рисовать? Зачем? Надо рвать себе жопу, надо поступать в художественную школу! Моменты поступлений: в художку ли, на курсы иняза, в университет – порождали в семье острый психоз. Во все эти места меня могли не принять! И как жить после этого – совершенно непонятно, хотя понятно, что незачем.
Возможно ли, нести на себе это клеймо сквозь годы – стигму непринятого в художественную школу? В нее я, правда, поступила, но это была не моя заслуга, а прекрасной («нормальной») женщины, художницы, лапочки, которая согласилась (за деньги) со мной позаниматься. В течение полугода я прогуливала художественную школу. В общей сложности 6 часов в неделю.
С тех пор у меня появилась привычка шататься в любую погоду по улицам и неплохое знание центра Москвы. Потом меня выгнали (что и следовало ожидать). С инязовскими курсами получилось еще изящнее: я год повышала свой уровень владения немецким (для чего это было нужно, до сих пор загадка для меня, наверное, чтобы понимать тексты песен лайбах и раммштайн), а в день экзамена обкурилась гидрапоникой и не смогла выйти из дома. А потом убедительно врала, что экзамен я сдала на отлично, как иначе, просто диплом мне выдадут попозже, надо просто зайти за ним, и все. Любые близкие отношения всегда воспринимались в штыки, потому что вели в пропасть и деградацию.
Все мои подруги были «больными шлюхами», «психопатками», «наркоманками», но по-другому ведь и быть не могло, правда? Мне ведь было неинтересно общение с «нормальными» девушками, с которыми можно было трезвыми гулять в парке и выпекать пирожки. Любые собственные интересы горячо порицались: книги, которые я писала, оказывались «позором», сериалы и кино – компромиссом, подтверждающим самые худшие мои качества: продажность и ненависть к морали.
Самое неприятное последствие жизни в такой семье не в том, что ты фактически разрываешь с ней отношения, не в том, что ты привыкаешь жить без поддержки и, чуть что случается, обвинять себя. Нет. Самое страшное, что однажды ты осознаешь в себе встроенную функцию жопорвача. По первому каналу идет твой фильм, а пол не мыт. И в час ночи ты моешь пол, а то, не дай бог, «нормальные люди» увидят твой свинарник.
Каждый раз ты испытываешь приступ паники, что не сможешь сдать серию в срок, хотя написала сотни серий, и все они были сданы в срок.
Или вдруг заходишь в комнату и острое бешенство охватывает от одного вида собственного сына, который играет в плэйстейшн. И надо выдохнуть, выйти на балкон, закурить и раз пятьдесят повторить себе: у него все пятерки, кроме физ-ры, он может играть, он может играть, может, может, может."
(с) Anna Kozlova
No comments:
Post a Comment