2016-02-10 15:02:00
Профессиональное выгорание.
(с) Olga Lev
Посвящается Инне, Нелли, и Тане.
Рабочий день окончен. Я плюхаюсь на водительское сидение, захлопываю дверь, выключаю бипер. Все, все. Больше не могу. Этот день вычерпал меня до дна.
С самого утра одна мама привела на повторный осмотр семилетнего пациента с аутизмом. С собой она прихватила еще троих, мал мала меньше. Их не с кем было оставить. Тот, кто меньше, правда, мирно спал в коляске, но мал и мала, оставленные без надлежащего присмотра, быстро разгромили и комнату ожидания, и мой кабинет.
За ними последовала мама с тяжелым эпилептиком. После 30 минут интенсивного обсуждения схемы лекарств и написания кучи бумаг она заявила, что с моим планом не согласна и хочет получить второе мнение. Правда, согласно истории, это было не второе мнение, а по меньшей мере четвертое.
— Извольте проследить, чтобы документы были посланы в Н-ский детский госпиталь, — распорядилась она и важно удалилась, оставив после себя сильный парфюмерный запах.
После пары "нормальных" пациентов явилась семья новых иммигрантов с ребенком с ДЦП (детский церебральный паралич). По-английски они не говорили совсем. Это ничего. Гуманная Америка обязывает медицинские учреждения обеспечить перевод с любого языка, и у нас для этого есть специальная телефонная служба. Через нее можно получить переводчика. Но в этот раз мне достался переводчик, который английский знал весьма слабо. По-моему, и второй язык он тоже знал слабовато. Он переспрашивал каждое второе слово и довел меня до белого каления. К тому моменту моя очередь выросла до неприличных размеров, даром что люди приходят вовремя по записи.
Последнюю каплю в этом милом дне добавила администрация. Оттуда мне позвонили и сообщили, что я перебрала свои отпускные, и за следующие две недели мне не заплатят. Как выяснилось через некоторое время, кто-то нажал на неправильную кнопку, и половина моих рабочих дней улетела в график другого врача. Разобрались в этом часа через два, когда мне милостиво сообщили, чтобы я не волновалась — ошибка исправлена. Извинения, правда, не последовало. Как говорится, ложки нашлись, но осадок остался.
Все это происходило на фоне обычного рабочего дня, заполненного множеством разных — и почему-то всегда неотложных дел. В такие дни я чувствую себя полностью "сгоревшей".
"Выгорание врача" (Doctor' Burnout) — достаточно известное явление. Я впервые задумалась о нем в 2003 году, когда наткнулась на сходный термин "истощение провайдера" (provider' s fatigue). Провайдером в нашей сфере называют любого специалиста, предоставляющего медицинскую или психологическую помощь — врача, медсестру, психотерапевта. Та статья как раз была про армейских психологов, которые лечили вернувшихся с Иракской войны ветеранов. Психологи оказались, прямо скажем, психологически не подготовлены к обрушившемуся на них потоку искалеченных молодых ребят. Психологи быстро истощались сами и не могли работать.
В последующие годы научные журналы запестрили статьями на тему Doctor's Burnout. Термин burnout вообще-то был введен в употребление теми же психологaми аж в 1974 году, и совсем не ограничивался врачами. Теперь это состояние получило официальный статус, у него есть критерии, диагностический код и прочие атрибуты.
Вкратце, это не просто физическая усталость или депрессия. Определение было дано следующее: синдром эмоционального истощения, деперсонализации и чувства собственной профессиональной несостоятельности.
Если это состояние развивается у врача, это приводит к печальным последствиям как для пациента, так и для самого врача. Состояние это у врачей встречается черезвычайно часто, про это имеется огромное количество публикаций, в том числе и в российской литературе, и я не хочу повторять то, что хорошо известно. Но вот что интересно — никакой врач не придет и не пожалуется на то, что он выгорел. Потому что это будет профессиональное самоубийство. Поэтому каждый борется как может. Кому-то удается сократить часы работы или перейти на более спокойный график — разумеется, теряя при этом в зарплате, — но это доступно не всем. Спорт, медитация, хобби, конечно, помогают — если можешь найти на это время.
Мой личный первый спасательный круг — мой муж. Он мой утешитель, опора и громоотвод. Но сегодня речь не о нем.
Есть у меня три подруги — Инна, Нелли и Таня, все врачи из СССР. В отличие от меня, которая попала в медицину по совету отца, они все — врачи по призванию и зову сердца.
За последние годы на моих подруг обрушились удары судьбы, такие тяжелые, которые люди, обычно, не выдерживают. В этом нет ни смысла ни справедливости, но это так. И каждая несет свою ношу с достоинством и печалью, без озлобления и без горечи, и при этом умудряются помогать другим.
Инночка — аллерголог-иммунолог. Если у вас аллергия на всё, и вы распухаете от любой еды — смело идите к Инне. Она сядет за компьютер и не встанет, пока не отыщет для вас какую-нибудь крупу, о которой никто никогда не слышал! А уж если у вас серьезные проблемы с иммунитетом, то она найдет для вас лекарство, о котором не знает никто — кроме того парня, который его только что изобрел. И не только найдет, но и будет им лечить. Количество личного времени и сил, которые на это уходят, немерено, но она просто по-другому не может. Она так устроена.
Когда я чувствую, что начинаю выгорать, я могу позвонить ей. Это у нас называется позвонить просто так. Мы жалуемся друг другу на беспредел администрации, сумасшедшую бумажную нагрузку, грубость пациентов. Мы жалеем друг друга, и мне становится легче. Я надеюсь, что ей тоже.
Или я могу позвонить Нелли. Нелечка — педиатр. Если бы у меня сейчас были дети, я бы возила их только к ней, хоть с другого конца штата — в тот неблагополучный и не совсем безопасный район, где она работает. В воскресенье вечером Нелли, в отличие от большинства гомо сапиенс, чувствует эмоциональный подъем — потому что завтра она пойдет на работу, к своим здоровым и больным деткам. Я этим могу только восхищаться.
Нелечка всегда найдет в ситуации что-то хорошее и умеет сказать это так, что ты ей веришь. Например: "Конечно, это плохо, когда нас будят среди ночи. Но подумай — в нас нуждаются, нас уважают, мы востребованы. Какой был бы ужас, если бы мы были никому не нужны! А сколько народу не смогли сдать этот кошмарный экзамен! И нам платят приличные деньги, мы выучили детей, можем жить достойно. А приехали помнишь с чем?" Она, конечно, права. Такой разговор помогает взглянуть на сегодняшние трудности в перспективе — и опять же становится легче.
Еще я могу позвонить Тане. Танечка не только моя подруга, она еще семейный доктор. Семейный доктор, какой был задуман в идеале. Танечка знает все! Вот просто все! И умеет слушать. И всегда рассмешит какой-нибудь славной шуткой или анекдотом. В конце концов мы обе хохочем, а уж от этого точно становится легче.
Мои дорогие подружки даже не подозревают, что уже много лет они спасают меня от этого самого "докторского выгорания".
(с) Olga Lev
(с) Olga Lev
Посвящается Инне, Нелли, и Тане.
Рабочий день окончен. Я плюхаюсь на водительское сидение, захлопываю дверь, выключаю бипер. Все, все. Больше не могу. Этот день вычерпал меня до дна.
С самого утра одна мама привела на повторный осмотр семилетнего пациента с аутизмом. С собой она прихватила еще троих, мал мала меньше. Их не с кем было оставить. Тот, кто меньше, правда, мирно спал в коляске, но мал и мала, оставленные без надлежащего присмотра, быстро разгромили и комнату ожидания, и мой кабинет.
За ними последовала мама с тяжелым эпилептиком. После 30 минут интенсивного обсуждения схемы лекарств и написания кучи бумаг она заявила, что с моим планом не согласна и хочет получить второе мнение. Правда, согласно истории, это было не второе мнение, а по меньшей мере четвертое.
— Извольте проследить, чтобы документы были посланы в Н-ский детский госпиталь, — распорядилась она и важно удалилась, оставив после себя сильный парфюмерный запах.
После пары "нормальных" пациентов явилась семья новых иммигрантов с ребенком с ДЦП (детский церебральный паралич). По-английски они не говорили совсем. Это ничего. Гуманная Америка обязывает медицинские учреждения обеспечить перевод с любого языка, и у нас для этого есть специальная телефонная служба. Через нее можно получить переводчика. Но в этот раз мне достался переводчик, который английский знал весьма слабо. По-моему, и второй язык он тоже знал слабовато. Он переспрашивал каждое второе слово и довел меня до белого каления. К тому моменту моя очередь выросла до неприличных размеров, даром что люди приходят вовремя по записи.
Последнюю каплю в этом милом дне добавила администрация. Оттуда мне позвонили и сообщили, что я перебрала свои отпускные, и за следующие две недели мне не заплатят. Как выяснилось через некоторое время, кто-то нажал на неправильную кнопку, и половина моих рабочих дней улетела в график другого врача. Разобрались в этом часа через два, когда мне милостиво сообщили, чтобы я не волновалась — ошибка исправлена. Извинения, правда, не последовало. Как говорится, ложки нашлись, но осадок остался.
Все это происходило на фоне обычного рабочего дня, заполненного множеством разных — и почему-то всегда неотложных дел. В такие дни я чувствую себя полностью "сгоревшей".
"Выгорание врача" (Doctor' Burnout) — достаточно известное явление. Я впервые задумалась о нем в 2003 году, когда наткнулась на сходный термин "истощение провайдера" (provider' s fatigue). Провайдером в нашей сфере называют любого специалиста, предоставляющего медицинскую или психологическую помощь — врача, медсестру, психотерапевта. Та статья как раз была про армейских психологов, которые лечили вернувшихся с Иракской войны ветеранов. Психологи оказались, прямо скажем, психологически не подготовлены к обрушившемуся на них потоку искалеченных молодых ребят. Психологи быстро истощались сами и не могли работать.
В последующие годы научные журналы запестрили статьями на тему Doctor's Burnout. Термин burnout вообще-то был введен в употребление теми же психологaми аж в 1974 году, и совсем не ограничивался врачами. Теперь это состояние получило официальный статус, у него есть критерии, диагностический код и прочие атрибуты.
Вкратце, это не просто физическая усталость или депрессия. Определение было дано следующее: синдром эмоционального истощения, деперсонализации и чувства собственной профессиональной несостоятельности.
Если это состояние развивается у врача, это приводит к печальным последствиям как для пациента, так и для самого врача. Состояние это у врачей встречается черезвычайно часто, про это имеется огромное количество публикаций, в том числе и в российской литературе, и я не хочу повторять то, что хорошо известно. Но вот что интересно — никакой врач не придет и не пожалуется на то, что он выгорел. Потому что это будет профессиональное самоубийство. Поэтому каждый борется как может. Кому-то удается сократить часы работы или перейти на более спокойный график — разумеется, теряя при этом в зарплате, — но это доступно не всем. Спорт, медитация, хобби, конечно, помогают — если можешь найти на это время.
Мой личный первый спасательный круг — мой муж. Он мой утешитель, опора и громоотвод. Но сегодня речь не о нем.
Есть у меня три подруги — Инна, Нелли и Таня, все врачи из СССР. В отличие от меня, которая попала в медицину по совету отца, они все — врачи по призванию и зову сердца.
За последние годы на моих подруг обрушились удары судьбы, такие тяжелые, которые люди, обычно, не выдерживают. В этом нет ни смысла ни справедливости, но это так. И каждая несет свою ношу с достоинством и печалью, без озлобления и без горечи, и при этом умудряются помогать другим.
Инночка — аллерголог-иммунолог. Если у вас аллергия на всё, и вы распухаете от любой еды — смело идите к Инне. Она сядет за компьютер и не встанет, пока не отыщет для вас какую-нибудь крупу, о которой никто никогда не слышал! А уж если у вас серьезные проблемы с иммунитетом, то она найдет для вас лекарство, о котором не знает никто — кроме того парня, который его только что изобрел. И не только найдет, но и будет им лечить. Количество личного времени и сил, которые на это уходят, немерено, но она просто по-другому не может. Она так устроена.
Когда я чувствую, что начинаю выгорать, я могу позвонить ей. Это у нас называется позвонить просто так. Мы жалуемся друг другу на беспредел администрации, сумасшедшую бумажную нагрузку, грубость пациентов. Мы жалеем друг друга, и мне становится легче. Я надеюсь, что ей тоже.
Или я могу позвонить Нелли. Нелечка — педиатр. Если бы у меня сейчас были дети, я бы возила их только к ней, хоть с другого конца штата — в тот неблагополучный и не совсем безопасный район, где она работает. В воскресенье вечером Нелли, в отличие от большинства гомо сапиенс, чувствует эмоциональный подъем — потому что завтра она пойдет на работу, к своим здоровым и больным деткам. Я этим могу только восхищаться.
Нелечка всегда найдет в ситуации что-то хорошее и умеет сказать это так, что ты ей веришь. Например: "Конечно, это плохо, когда нас будят среди ночи. Но подумай — в нас нуждаются, нас уважают, мы востребованы. Какой был бы ужас, если бы мы были никому не нужны! А сколько народу не смогли сдать этот кошмарный экзамен! И нам платят приличные деньги, мы выучили детей, можем жить достойно. А приехали помнишь с чем?" Она, конечно, права. Такой разговор помогает взглянуть на сегодняшние трудности в перспективе — и опять же становится легче.
Еще я могу позвонить Тане. Танечка не только моя подруга, она еще семейный доктор. Семейный доктор, какой был задуман в идеале. Танечка знает все! Вот просто все! И умеет слушать. И всегда рассмешит какой-нибудь славной шуткой или анекдотом. В конце концов мы обе хохочем, а уж от этого точно становится легче.
Мои дорогие подружки даже не подозревают, что уже много лет они спасают меня от этого самого "докторского выгорания".
(с) Olga Lev
No comments:
Post a Comment